Отмеченный сигилом  - Дмитрий Миконов

Видя заминку врага, третья атаковала молниеносно, используя свое тело как таран. Сильнейший удар в грудь напрочь выбил из десятника дух. Брякнувшись на спину, единственное, что он успел сделать – это поджать ноги и с силой садануть по тому месту, где раздавались рычание и клацанье челюстей. Последовавший за этим визг известил его о том, что удар пришелся точно в цель. Но, как оказалось, радоваться было рано. Ровно через секунду через штанину в голень впилось несколько острых игл.

Проклятье! Крутанувшись не хуже акробата на подмостках, джарах умудрился оттолкнуть и эту тварь, попутно огрев ее хлыстом прямо по скалящейся морде, напрочь выхлестнув один из краснющих глаз. Переливчатый визг ударил по ушам. С сумасшедшей скоростью перебирая конечностями, тень сиганула на стену и исчезла в норе.

Неплохо. Если он не ошибся, оставалась последняя.

Как выяснилось мгновением позже, именно она оказалась наиболее сообразительной и, пока десятник проделывал трюки, достойные артиста бродячего цирка, подкралась к нему со спины. Нетерпеливо щелкая суставами, она прыгнула на вожделенную цель, видимо собираясь для начала перерубить клешней позвоночный хрящ в шее…

– Берегись!

Все что мог успеть десятник – пригнуть голову. Через мгновение на расстоянии ладони от его глаз бешено защелкали и замельтешили мощные челюсти, забивая обоняние смрадом разложения. Тварь верещала и разбрызгивала вонючие слюни. Но более ничего предпринять уже не могла – на ее тощей шее намертво сомкнулись поросшие волосом пальцы монаха.

С облегчением выдохнув и утершись, Лаен благодарно кивнул преподобному. Тот чинно склонил голову в ответ.

– Как ты? Смотри-ка, живехонек! – обрадовался Калач, и мощный рывок поставил десятника на ноги. – Почти всех упырей ухайдакал! Молодчина!

– Сколько тебе говорить – не упыри это. Какая-то разновидность живорезов, – глухо отозвался джарах. Перед его глазами все еще мелькала оскаленная пасть. – Остались без хозяина – и одичали… Настоящие упыри и ведьмы поднимутся позже. В тех темницах, откуда мы бежали.

– Я считал, что светлый Воритар уже распростер надо мной свои объятия, – прошамкал монах разбитыми губами. – Если бы не вы… Кому-то еще посчастливилось остаться в живых?

– Госпоже Тавии. Она сейчас с моим дозорным. Но мы пока не знаем, что стало с караваном и общиной.

Монах еще раз кивнул, просто принимая услышанное. Тварь в его руке продолжала трепыхаться, пытаясь достать обидчика. Тогда Мэтью кинул ее на землю и аккуратно прижал ногой к полу. Потом не торопясь снял с пояса веревку и накинул петлю на тощую шею.

– Дышать им вовсе не обязательно, святой отец! Очухается ведь потом… – хмыкнул Вортан. – Давай-ка я лучше мечом…

Мэтью посмотрел на капитана как на недоумка. Затем, намотав концы веревки на руки, принялся тянуть вверх, постепенно усиливая нажим. Тварь истошно заверещала. Захрустели выворачиваемые из хрящей позвонки.

Повернувшись, десятник нашел свой стилет, высвободил его из головы твари, обтер и убрал за пояс.

– Все готовы?

Люди покинули избу, когда преподобный разыскал свою жаровню, закинутую прислужниками баронессы в дальний грязный угол. Пробравшись через пролом, они, к своей радости, нос к носу столкнулись с десятком наспех вооруженных караванщиков под предводительством Рыбы.

– Господин, Лаен! – обрадовался парень. – Мы к вам на выручку! Дьячок подсказал, где искать!

– Рад видеть… Что с обозом?

– Отбились, там совсем мало было этих… Сейчас возничие кибитки на дорогу выводят. Нас подождут экипажи.

– Хорошо. Госпожа Тавия?

– В безопасности! С ней Дьякон и господин Фабио.

– Молодец! А теперь надо уносить ноги, пока все шельмовское гнездо на нас не поднялось.

К стоянке каравана спешили так, что у десятника закололо в боку. На прокушенную ногу ступать было тяжело, но, к счастью, после схватки с тварями ни у кого не оказалось серьезных ранений, даже Мэтью смог передвигаться самостоятельно. На протяжении всего забега монах методично и не повторяясь продолжал костерить тварей, голодранцев и баронессу Вильму.

Капитан же наоборот, после радостной встречи замкнулся и ушел в себя. Безжизненным голосом отдавая распоряжения солдатам, он совсем не напоминал себя обычного. Глядя на него и вспоминая убитую знахарку, Лаен испытал сильную грусть. Похоже, их ждал нелегкий разговор.

…Выскочив на поляну, люди попрыгали в ожидающие их кареты. В воздухе защелкали кнуты возниц, заставляя ленивых тягловозов пошевеливаться. Усталые караванщики переглядывались и робко улыбались друг другу. Сегодня судьба именно к ним оказалась благосклонна, а остальное пока не имело значения.

Но рано или поздно их мысли вновь вернутся к павшим товарищам, навек оставшимся под холмом Висельника, и зазвучат траурные речи в угоду бездушной Мальке.

Заметив угрюмое состояние десятника, измученный пробежкой отец Мэтью ободряюще похлопал его по плечу:

– Будет тебе, Морок. Ведь выбрались, слава Воритару!

– Выбрались… – в изнеможении откинувшись на мягкое сиденье, согласился Лаен. – Только не все, святой отец; только не все…

Интерлюдия

Неказистые постройки одинокого хутора сиротливо сбились в кучу на склоне холма, окруженного черным ельником, словно овцы, пережидающие холодную ночь. Во главе хозяйства располагался приземистый бревенчатый дом на несколько комнат с соломенной крышей и резным крыльцом. По обе стороны от него начинался частокол, который опоясывал просторный двор и сходился у надежных с виду двустворчатых ворот.

В центре двора – кострище, спрятанное под навесом, столярный стол и ящик с недавно обработанными бочарными клепками. Чуть поодаль – обложенный камнем колодец и поросший травой холмик ледника с отдушиной и откидной решетчатой дверцей. По периметру частокола протянулись хозяйственные постройки: утлый свинарник, пара дышащих на ладан сараев и открытая с одной стороны изрядно оскудевшая поленница.

Вечерело. Солнце неохотно завершало свой обычный переход, постепенно скатываясь на запад, в сторону далеких отсюда трясин Чести. На хуторе все шло своим чередом: лениво бродили куры в поисках травяного семени, в грязи под навесом, похрюкивая и почесывая бока о подпорки, копались свиньи, а коза со сломанным рогом недовольно блеяла, сетуя, что в поилке закончилась вода.

Хозяин хутора, деревенский бондарь, – длинный сутулый мужик в широких шароварах и голый по пояс, – лениво постукивал топором у сарая с торфяной крышей. На дверях сарая висел массивный амбарный замок.

Замок лишь с виду казался серьезным и непреодолимым. На самом деле железяка отпиралась в два счета с помощью штыря с крючком на конце и обычного подковного гвоздика. Ишка уже пробовал. Ради тренировки, и чтобы на деле проверить те самые хитрые приемы, которым обучил его дядька, вернувшийся с войны примерно в начале лета.